"Смерть греховной жизни." (c) Poslushnik the Orthodox Paladin
читать дальшеВ 10238 году эпохи Киллера Великого, усилиями лучших людей великого города Воранер
Сфера Противоречий была собрана. Она представляла собою шедевр технического мастерства
и науки, превосходящий даже достижения строителей Сферы Судьбы... Она сверкала
призрачным светом, переливалась всеми цветами радуги, подобно драгоценной жемчужине,
жемчужине великого города, издавала мелодичный звон, как бы обещание неземной музыки,
которую может подарить.
Сфера Противоречий была установлена в Храме Штурмовиков, и преобразила его, так что
никто, вошедший в Храм однажды, уже не мог не вернуться туда ещё раз. Война стала лёгкой,
никакая защита не могла даже приостановить войска, прошедшие перед боем парадным маршем через
Храм Штурмовиков, и действительно: невозможное - становилось возможным...
Так прекрасна была Сфера Противоречий, что сам Киллер Великий пожелал познать глубже её природу,
услышать её музыку, и дал это задание инженерам Воранер, и оно было исполнено.
* * *
...Потрясающий ураган звуков вырвался из оркестровой ямы с первыми же нотами, взятыми на
жутких музыкальных инструментах, созданных инженерами. Они заполняли все уголки
«Маленькой Венеции», актового зала авианосца "Потёмкин", прекрасно переданные, чистые,
романтично прекрасные, обещающие, что всё самое дивное ещё впереди. Судье Старкенсу
показалось, что мелодия подхватывает его и уносит в небывалое плавание по океану чувств…
а музыка, вздымаясь и опадая, исторгала из глубин его души прежде небывалые эмоции и
наслаждения… и вдруг сменилась тяжелыми, грохочущими ударами и дикими, безумными напевами,
рвущими сердца собравшихся первобытным ужасом.
Старкенсу хотелось смеяться и плакать, он вдруг ощутил ужасный, бесцельный гнев — но тот
немедленно схлынул, оставив судью в смертном унынии и меланхолии. Вновь сменившись, музыка
тут же разорвала в клочья его тоску, сменив её чувством небывалой, восторженной свободы и
ясной уверенности в том, что прежняя его жизнь была лишь прелюдией к чему-то невероятно,
непредставимо грандиозному.
Он видел лица, вожделенно взирающие на сцену, людей, не верящих своим ушам от божественного
наслаждения; глаза, наполняющиеся неведомой силой, когда диссонансные звуки, врываясь в
головы зрителей, перешептывались с душой каждого из них, вызывая странные желания из её глубин.
Однако же отнюдь не все собравшиеся оказались в силах по праву оценить творящееся перед
ними волшебство, и Старкенс со злостью увидел, как многие Летописцы, скрючившись в креслах, или
рухнув наземь, зажимают руками уши и извиваются в агонии при каждом новом взлете мелодии.
Он заметил худощавую фигуру Максими Второго, и его гнев усилился при виде того, как
неблагодарный архивариус пробирается к выходу во главе группки своих товарищей-писцов.
Внезапно сидящие рядом с ними Летописцы вскочили со своих мест и набросились на беглецов,
и сбив с ног, принялись жестоко избивать. Минуту спустя все было кончено, и зрители вернулись
к своим креслам, вновь уставившись на сцену. Старкенс испытал гордость за собравшихся, ещё раз
вспомнив, как тяжелая ступня одного из Гладиаторов раскроила одним ударом череп Максими.
Похоже, больше никто в зале не обратил внимания на случившееся, словно так и должно было быть,
но судья почувствовал, что отголоски кровавой бойни расползаются по залу подобно вирусу или
цепной реакции в атомном заряде.
А музыка все росла, взметалась к сводам и билась о стены «Маленькой Венеции», словно зарождающийся
ураган, пока вдруг не оборвалась невыносимым крещендо и, секунду спустя, зазвучала вновь, даруя
уже какие-то совершенно невероятные высоты ярчайших ощущений.
Судья Чейни, сидевший за спиной Киллера, вскочил, чувствуя, как громовые ритмы разрывают его
тело и душу на атомы. А наслаждение лишь усиливалось, продолжаясь в плавной мелодии,
перетекающих друг в друга звуков, и мечник вдруг по-новому ощутил свою плоть — казалось, каждую
клеточку её наполняют примитивные, простейшие чувства, что испытывали ещё далекие предки человека.
Чейни словно открылся новый мир, целая Вселенная, прежде скрытая от него воспитанием, обучением
и тренировками Воранера. Ощущение обмана и лжи бесцельно потерянных десятилетий вернулось, резкое,
схожее с ударом из-за угла.
Эффект оказался ожидаемым, но от этого не менее потрясающим. Дрожь наслаждения прошла
по собравшимся, словно они на миг превратились в единое живое существо, а волшебные
ноты музыки продолжали ласкать их тела и души, проникая во все уголки. Нечеловеческие
цвета полыхнули в воздухе, возникнув словно из ниоткуда, и, в миг, когда музыка
взлетела на новую, уже неописуемую словами высоту, над сценой загорелся второй яркий
прожектор, вырвавший из тьмы стройную фигуру Скайвитч, примадонны великой "Музыки Сфер".
Никогда прежде Чейни не доводилось слышать выступлений Скайвитч, и он оказался совершенно
не готовым к абсолютной виртуозности и уникальной силе её голоса. Плавный тон её пения казался
идеальным, он вступал в диссонанс с дергаными ритмами симфонии Сферы и достигал столь высоких нот,
что казались недоступными человеку. Скайвитч же легко преодолела грань, и энергия её дивного
сопрано вырвала Чейни за пределы пяти доступных ему чувств, меру наслаждения которых уже нельзя
было превысить.
Он подался вперед, свесившись над краем ложи, и безудержно захохотал, не в силах
противостоять яду блаженства, превратившего его кровь в бурлящее ледяное пламя. С размаху
прижав к ушам ладони, Чейни сумел немного опомниться и даже услышать голоса хора,
уже давно подпевавшего Скайвитч. Их поддержка, казалось, помогла примадонне и её сопрано
добраться до нот, которых уже точно не могли слышать смертные — но слышали Гладиаторы,
принявшие в себя боевые имплантанты. Чейни, в краткий миг просветления, понял, что эта музыка
и эти песни никогда не предназначались для людских ушей.
Чудовищным усилием Чейни отвернул голову в стороны от певицы и медленно оглядел
"Маленькую Венецию", борясь с наслаждением и обдумывая то, что видел и слышал со сцены. Неужели
во Вселенной жили существа, способные слышать музыку столь ужасающей силы и сохранять
трезвый разум? Из ниоткуда, судье пришло в голову сравнение мелодии и песни с родовыми
криками прекрасного и страшного божества, пробивающего себе путь в реальность…
Эддилео и Алекс, наслаждались представлением столь же сильно, как и он сам, и недвижно
сидели на пышных креслах, прикованные к ним невыносимым восторгом, словно цепями. Челюсти
обоих воинов широко распахнулись, словно они пытались подпевать Скайвитч. Однако же, неудержимая
паника сияла в их глазах, Гладиаторы со страхом понимали, что из их разинутых до хруста костей
ртов исходит лишь нечто неслышимое другим. Со стороны воины напоминали гигантских змей, раззявивших
пасти и собирающихся целиком проглотить несчастную жертву. Тряхнув головой, Чейни понял, что из
глоток его собратьев все же исходят мерзкие, жалкие вопли на самой грани доступной ему слышимости,
и испугался за друзей, решив вдруг, что Киллер может убить их на месте за столь наглое неуважение к
волшебному таланту певицы.
Но Киллер не обращал внимания на своих последователей, он, вцепившись в бортик ложи, наклонился вперед,
к сцене, словно идя навстречу порывам ураганного ветра. Белые волосы рассыпались по плечам, темные
глаза сверкали фиолетовым огнем, мерцающим в «такт» какофонии.
— Что происходит? — завопил Чейни, но мелодия подхватила его голос и, сделав частью себя,
унесла в никуда. Все же услышав, Киллер повернулся в его сторону, и Чейни испустил ещё один
безумный крик, увидев в фиолетовых глазах владыки эпохи безбрежной тьмы, галактики, полные
угасающих звезд, и неизвестную силу, струящуюся из их глубин.
Музыка, разлившись по залу, окружала зрителей подобно огромному живому созданию, и
многочисленные возгласы и выкрики собравшихся говорили о том, что Чейни не одинок в своем
видении. Секунду спустя перед глазами судьи развернулась ужасающая и захватывающая
картина: Летописцы, потеряв рассудок от страха и блаженства, набрасывались с кулаками, ногами
и зубами на лучших друзей, стремясь затушить бушующее внутри них пламя чужой или собственной
кровью. Большинство, впрочем, накинулось на соседей с не столь смертоносными, но не менее
низменными целями, и скоро вся «Маленькая Венеция» обратилась в огромное раненное чудовище,
извивающееся в конвульсиях смерти и наслаждения.
Но не только на Летописцев подействовала ожившая музыка. И Гладиаторы оказались не в силах
противостоять ужасающей мощи «Музыки Сфер». Их разум, разум простых воинов, не выдержал
перенапряжения чувств, вид льющейся крови окончательно сорвал оковы рассудка,
и они начали действовать единственным известным им путем, пытясь найти успокоение в привычном
смертоубийстве. Оргия уничтожения охватила Воранер, и вскоре кровь Летописцев как
ручеек стекала по ступеням вниз, к авансцене, на которой не умолкала ожившая Музыка Сфер...
И мелодия разом стихла, лишившись музыки, проводники которой сгинули в ласковом водовороте жестокой
резни. Чейни закричал, ощутив внутри себя необъятную пустоту, отсутствие музыки отзывалось пылающей
болью в его костях.
Но, хотя мелодия хаоса больше не звучала, «Маленькая Венеция» по-прежнему представляла собой жуткое
место. Убийства и совокупления волнами крови прокатывались по залу, и, хотя крики агонии и стоны
экстаза понемногу начали заглушаться воплями боли, исчезновение музыки вызвало новый приступ кровавого безумия.
"Машина для Воранер, а не Воранер для машины.
Чти Бога-из-машины.
Береги ресурс, как бережёшь свою жизнь, потому что ресурс служит твоей жизни.
Куй кадериум.
Будь совершен в знании: различай то, что твёрдо знаешь, от того, чего не знаешь.
Пусть машины сражаются за тебя, а не ты за машины.
Побеждай, машины в помощь тебе.
Живой Воранер лучше чем мертвый."
, - внезапно прозвучало из громкоговорителей "Маленькой Венеции", потому что наступило время
утреннего общего чтения Кодекса. И Киллер сам лично расстрелял Сферу Противоречий из тяжёлой
энергетической винтовки.
* * *
Утро над великим городом Воранеров. Померкли ночные огни вечно работающих заводов,
розовые отблески рассвета сияют на совершенных гранях Башни Артефактов, отбрасывают
тени стройные колонны Храма Штурмовиков, раскрылись лепетки солнечных батарей гидроферм...
Утренняя смена рабочих стройными колоннами потекла в заводы, сменила ночную...
Громкоговорители подали сигнал перед всеобщим чтением Кодекса. Так было всегда, и Кодекс
читается каждое утро и каждый вечер. В нём сосредоточен дух Воранер, он всегда служил
единству и благополучию их общества, с незапамятных времён, и будет служить всегда.
Но Воранер уже никогда не будут такими как прежде.
Сфера Противоречий была собрана. Она представляла собою шедевр технического мастерства
и науки, превосходящий даже достижения строителей Сферы Судьбы... Она сверкала
призрачным светом, переливалась всеми цветами радуги, подобно драгоценной жемчужине,
жемчужине великого города, издавала мелодичный звон, как бы обещание неземной музыки,
которую может подарить.
Сфера Противоречий была установлена в Храме Штурмовиков, и преобразила его, так что
никто, вошедший в Храм однажды, уже не мог не вернуться туда ещё раз. Война стала лёгкой,
никакая защита не могла даже приостановить войска, прошедшие перед боем парадным маршем через
Храм Штурмовиков, и действительно: невозможное - становилось возможным...
Так прекрасна была Сфера Противоречий, что сам Киллер Великий пожелал познать глубже её природу,
услышать её музыку, и дал это задание инженерам Воранер, и оно было исполнено.
* * *
...Потрясающий ураган звуков вырвался из оркестровой ямы с первыми же нотами, взятыми на
жутких музыкальных инструментах, созданных инженерами. Они заполняли все уголки
«Маленькой Венеции», актового зала авианосца "Потёмкин", прекрасно переданные, чистые,
романтично прекрасные, обещающие, что всё самое дивное ещё впереди. Судье Старкенсу
показалось, что мелодия подхватывает его и уносит в небывалое плавание по океану чувств…
а музыка, вздымаясь и опадая, исторгала из глубин его души прежде небывалые эмоции и
наслаждения… и вдруг сменилась тяжелыми, грохочущими ударами и дикими, безумными напевами,
рвущими сердца собравшихся первобытным ужасом.
Старкенсу хотелось смеяться и плакать, он вдруг ощутил ужасный, бесцельный гнев — но тот
немедленно схлынул, оставив судью в смертном унынии и меланхолии. Вновь сменившись, музыка
тут же разорвала в клочья его тоску, сменив её чувством небывалой, восторженной свободы и
ясной уверенности в том, что прежняя его жизнь была лишь прелюдией к чему-то невероятно,
непредставимо грандиозному.
Он видел лица, вожделенно взирающие на сцену, людей, не верящих своим ушам от божественного
наслаждения; глаза, наполняющиеся неведомой силой, когда диссонансные звуки, врываясь в
головы зрителей, перешептывались с душой каждого из них, вызывая странные желания из её глубин.
Однако же отнюдь не все собравшиеся оказались в силах по праву оценить творящееся перед
ними волшебство, и Старкенс со злостью увидел, как многие Летописцы, скрючившись в креслах, или
рухнув наземь, зажимают руками уши и извиваются в агонии при каждом новом взлете мелодии.
Он заметил худощавую фигуру Максими Второго, и его гнев усилился при виде того, как
неблагодарный архивариус пробирается к выходу во главе группки своих товарищей-писцов.
Внезапно сидящие рядом с ними Летописцы вскочили со своих мест и набросились на беглецов,
и сбив с ног, принялись жестоко избивать. Минуту спустя все было кончено, и зрители вернулись
к своим креслам, вновь уставившись на сцену. Старкенс испытал гордость за собравшихся, ещё раз
вспомнив, как тяжелая ступня одного из Гладиаторов раскроила одним ударом череп Максими.
Похоже, больше никто в зале не обратил внимания на случившееся, словно так и должно было быть,
но судья почувствовал, что отголоски кровавой бойни расползаются по залу подобно вирусу или
цепной реакции в атомном заряде.
А музыка все росла, взметалась к сводам и билась о стены «Маленькой Венеции», словно зарождающийся
ураган, пока вдруг не оборвалась невыносимым крещендо и, секунду спустя, зазвучала вновь, даруя
уже какие-то совершенно невероятные высоты ярчайших ощущений.
Судья Чейни, сидевший за спиной Киллера, вскочил, чувствуя, как громовые ритмы разрывают его
тело и душу на атомы. А наслаждение лишь усиливалось, продолжаясь в плавной мелодии,
перетекающих друг в друга звуков, и мечник вдруг по-новому ощутил свою плоть — казалось, каждую
клеточку её наполняют примитивные, простейшие чувства, что испытывали ещё далекие предки человека.
Чейни словно открылся новый мир, целая Вселенная, прежде скрытая от него воспитанием, обучением
и тренировками Воранера. Ощущение обмана и лжи бесцельно потерянных десятилетий вернулось, резкое,
схожее с ударом из-за угла.
Эффект оказался ожидаемым, но от этого не менее потрясающим. Дрожь наслаждения прошла
по собравшимся, словно они на миг превратились в единое живое существо, а волшебные
ноты музыки продолжали ласкать их тела и души, проникая во все уголки. Нечеловеческие
цвета полыхнули в воздухе, возникнув словно из ниоткуда, и, в миг, когда музыка
взлетела на новую, уже неописуемую словами высоту, над сценой загорелся второй яркий
прожектор, вырвавший из тьмы стройную фигуру Скайвитч, примадонны великой "Музыки Сфер".
Никогда прежде Чейни не доводилось слышать выступлений Скайвитч, и он оказался совершенно
не готовым к абсолютной виртуозности и уникальной силе её голоса. Плавный тон её пения казался
идеальным, он вступал в диссонанс с дергаными ритмами симфонии Сферы и достигал столь высоких нот,
что казались недоступными человеку. Скайвитч же легко преодолела грань, и энергия её дивного
сопрано вырвала Чейни за пределы пяти доступных ему чувств, меру наслаждения которых уже нельзя
было превысить.
Он подался вперед, свесившись над краем ложи, и безудержно захохотал, не в силах
противостоять яду блаженства, превратившего его кровь в бурлящее ледяное пламя. С размаху
прижав к ушам ладони, Чейни сумел немного опомниться и даже услышать голоса хора,
уже давно подпевавшего Скайвитч. Их поддержка, казалось, помогла примадонне и её сопрано
добраться до нот, которых уже точно не могли слышать смертные — но слышали Гладиаторы,
принявшие в себя боевые имплантанты. Чейни, в краткий миг просветления, понял, что эта музыка
и эти песни никогда не предназначались для людских ушей.
Чудовищным усилием Чейни отвернул голову в стороны от певицы и медленно оглядел
"Маленькую Венецию", борясь с наслаждением и обдумывая то, что видел и слышал со сцены. Неужели
во Вселенной жили существа, способные слышать музыку столь ужасающей силы и сохранять
трезвый разум? Из ниоткуда, судье пришло в голову сравнение мелодии и песни с родовыми
криками прекрасного и страшного божества, пробивающего себе путь в реальность…
Эддилео и Алекс, наслаждались представлением столь же сильно, как и он сам, и недвижно
сидели на пышных креслах, прикованные к ним невыносимым восторгом, словно цепями. Челюсти
обоих воинов широко распахнулись, словно они пытались подпевать Скайвитч. Однако же, неудержимая
паника сияла в их глазах, Гладиаторы со страхом понимали, что из их разинутых до хруста костей
ртов исходит лишь нечто неслышимое другим. Со стороны воины напоминали гигантских змей, раззявивших
пасти и собирающихся целиком проглотить несчастную жертву. Тряхнув головой, Чейни понял, что из
глоток его собратьев все же исходят мерзкие, жалкие вопли на самой грани доступной ему слышимости,
и испугался за друзей, решив вдруг, что Киллер может убить их на месте за столь наглое неуважение к
волшебному таланту певицы.
Но Киллер не обращал внимания на своих последователей, он, вцепившись в бортик ложи, наклонился вперед,
к сцене, словно идя навстречу порывам ураганного ветра. Белые волосы рассыпались по плечам, темные
глаза сверкали фиолетовым огнем, мерцающим в «такт» какофонии.
— Что происходит? — завопил Чейни, но мелодия подхватила его голос и, сделав частью себя,
унесла в никуда. Все же услышав, Киллер повернулся в его сторону, и Чейни испустил ещё один
безумный крик, увидев в фиолетовых глазах владыки эпохи безбрежной тьмы, галактики, полные
угасающих звезд, и неизвестную силу, струящуюся из их глубин.
Музыка, разлившись по залу, окружала зрителей подобно огромному живому созданию, и
многочисленные возгласы и выкрики собравшихся говорили о том, что Чейни не одинок в своем
видении. Секунду спустя перед глазами судьи развернулась ужасающая и захватывающая
картина: Летописцы, потеряв рассудок от страха и блаженства, набрасывались с кулаками, ногами
и зубами на лучших друзей, стремясь затушить бушующее внутри них пламя чужой или собственной
кровью. Большинство, впрочем, накинулось на соседей с не столь смертоносными, но не менее
низменными целями, и скоро вся «Маленькая Венеция» обратилась в огромное раненное чудовище,
извивающееся в конвульсиях смерти и наслаждения.
Но не только на Летописцев подействовала ожившая музыка. И Гладиаторы оказались не в силах
противостоять ужасающей мощи «Музыки Сфер». Их разум, разум простых воинов, не выдержал
перенапряжения чувств, вид льющейся крови окончательно сорвал оковы рассудка,
и они начали действовать единственным известным им путем, пытясь найти успокоение в привычном
смертоубийстве. Оргия уничтожения охватила Воранер, и вскоре кровь Летописцев как
ручеек стекала по ступеням вниз, к авансцене, на которой не умолкала ожившая Музыка Сфер...
И мелодия разом стихла, лишившись музыки, проводники которой сгинули в ласковом водовороте жестокой
резни. Чейни закричал, ощутив внутри себя необъятную пустоту, отсутствие музыки отзывалось пылающей
болью в его костях.
Но, хотя мелодия хаоса больше не звучала, «Маленькая Венеция» по-прежнему представляла собой жуткое
место. Убийства и совокупления волнами крови прокатывались по залу, и, хотя крики агонии и стоны
экстаза понемногу начали заглушаться воплями боли, исчезновение музыки вызвало новый приступ кровавого безумия.
"Машина для Воранер, а не Воранер для машины.
Чти Бога-из-машины.
Береги ресурс, как бережёшь свою жизнь, потому что ресурс служит твоей жизни.
Куй кадериум.
Будь совершен в знании: различай то, что твёрдо знаешь, от того, чего не знаешь.
Пусть машины сражаются за тебя, а не ты за машины.
Побеждай, машины в помощь тебе.
Живой Воранер лучше чем мертвый."
, - внезапно прозвучало из громкоговорителей "Маленькой Венеции", потому что наступило время
утреннего общего чтения Кодекса. И Киллер сам лично расстрелял Сферу Противоречий из тяжёлой
энергетической винтовки.
* * *
Утро над великим городом Воранеров. Померкли ночные огни вечно работающих заводов,
розовые отблески рассвета сияют на совершенных гранях Башни Артефактов, отбрасывают
тени стройные колонны Храма Штурмовиков, раскрылись лепетки солнечных батарей гидроферм...
Утренняя смена рабочих стройными колоннами потекла в заводы, сменила ночную...
Громкоговорители подали сигнал перед всеобщим чтением Кодекса. Так было всегда, и Кодекс
читается каждое утро и каждый вечер. В нём сосредоточен дух Воранер, он всегда служил
единству и благополучию их общества, с незапамятных времён, и будет служить всегда.
Но Воранер уже никогда не будут такими как прежде.